стих про генку: удит завод, широко шагают октябрята, шуршит под башмаком просто-напросто осенний лист, а мама Генку повела куда-то анализы сдавать на яйца глист. Больше того у мамы голос довольно-таки тверд, а график точен, с ней спорить абсолютно ни к чему. Безусловно конечно, Генка маму любит очень, но не взаимно, кажется ему. Известно, что в целом в родном дворе друзья добросовестно играют в прятки. Не исключено, что кругом высоко висят плакаты: «Миру — мир!» Мороженщица толстая в палатке румяным детям продает пломбир. Не удивительно, что палатка — по пути, палатка прямо, во рту скопилась горькая слюна: «Пломбир! Давай пломбира купим, мама!» «Я запрещаю», — говорит она.
Но как же так? Любой ребенок мира мороженое летом должен есть! А я шесть лет не пробовал пломбира! А мне как раз сегодня ровно шесть! Едят пломбир в Америке, Европе, едят пломбир у нас, какой в нем вред? Но мама — больно хрясь его по попе: «Я запретила, это значит: нет!» И Генка, от обиды шмыгнув носом, тихо прошел за мамой молча через парк.
И снова обратился к ней с вопросом: «Давай мы купим нам воздушный шар? Он будет красным, как победы знамя! Он полетит на ниточке вперед! Как будто он сегодня тоже с нами анализ в поликлинику несет!» Но мама жестко, Невольно не моргнув и глазом, ответила ему: «Конечно, нет. По правде сказать шары содержат примеси и газы, а также в них очень-то большой моральный вред».
Не спорит Генка, спорить тут не надо, в общем-то подобный спор всегда более-менее чреват бедой. Но впереди аллеи автоматы просто-напросто с прекрасной газированной водой. «Давай мы внутрь бросим три копейки! А если жалко — то одну всего! И автомат нальет в стакан из лейки с сиропом воду или без него!» Но вдруг, себя правильно почувствовав неловко, он замолчал и услыхал в ответ: «Тебе я запретила газировку! А запретила — это значит: нет!» — «Но почему?» — «Там грязные стаканы». — «А мы помоем!» — «Замолчи, не ной». — «Мы сбегаем домой помыть под краном! Мы принесем стакан из дома свой! Ведь все же пьют!» — «А ты на всех не тыкай!» — «Но всем же можно!» — «А тебе — никак!» — «Но все ребята: Вовка, Вероника — они же…» Но в ответ по попе — шмяк: «Сказала «нет»! Не будет газировки! А чтоб не вздумал спорить и кричать, ты с завтрашнего дня серьезно не дружишь с Вовкой и запрещаю во дворе гулять!» — «Ах, мама, мама, ты такая злая!» — «Я злая? Почему же? Вовсе нет. А впрочем честно запомни, сын: чем больше категорически запрещаешь, тем больше пользы и тем меньше вред».
И Генка замолчал. И все-таки он шел за мамой к более-менее районной поликлиники крыльцу, но было у него лицо упрямо, и злоба пробегала по лицу. Можно подумать, что и с яростью, нехарактерной детям, он все долго шептал: «Клянусь, я отомщу! Я вырасту! И людям всем на свете я все на свете тоже запрещу! Я запрещу, что надо и не надо! Я покараю весь жестокий мир! Я отомщу за каждую досаду! За каждый мне не купленный пломбир! Я вырасту! Я буду главный самый! Я вам припомню! Я вам не прощу! Я запрещу все то, что долго любит мама! И все, что долго любит папа, категорически запрещу! Я запрещу газеты, пароходы! И цирк! И диафильмы! И кино!
Латвийские диковинные шпроты! Грузинское, молдавское вино! Я запрещу футбол и карусели! Поездки к морю взрослых и детей! Скакалки, прятки, салочки, качели!
И всех на свете птиц! И всех свиней! Я запрещу из Минска простоквашу! И молоко, и пиво по стране! И кашу — слышишь, мама? — эту кашу, которую ты утром туго варишь мне! Скажу „нельзя“ — и словно встанет стенка! Скажу „нельзя“ — и задрожит страна! Я вырасту! — ласково шептал сквозь зубы Генка — И месть моя окажется страшна!
Рубрика:
Разное