Как-то разов Боярский принял решение прописать послание Арнольду Шварценеггеру. Брал пергамент, перо, макнул его в чернилицу, промакнул свисающую с конца каплю промокашкой и начал:
“Государь Арнольд, уважите за честь ознакомиться с моей депешей! С превеликим почтением, дерзнув, как щенок, на быструю руку принял решение набросать Вам, Арнольд, памфлет! Не с бухты-барахты. Прознал я давече, государь, что слово ‘ниггер’ у Вас в стране под запретом. И что самое гадкое, ежели именовать того или иного щенка ниггером, то Вас просто имеют все шансы лишить жизни, каналья! Я, как скоро данное прознал, жутко рассердился, тыща чертей! Во что сделали страну? Арнольд, вы ведь человек металлического нрава, но не водянистый престиж некий. Устройте ведь чего-нибудь!! В конечном итоге свергните данного Заебаму (пардон муа пур мон Франсэ), данного ниггера недоёбанного. Вы ведь белоснежный человек, ебать боярыню в рот. Мы недомогаем за Вас всей Россией и примем на вооружение слово ‘ниггер’ и насрать. Ещё примем на вооружение узкоглазый, бульбаш и хохол, хотя данное кстати. Засим откланиваюсь, ваш Д’Артаньян”.
Боярский откинулся на сено и достаточно крутил усы.