Партнёры

130 годов назад 28 ноября появился знаменитый поэт. Хотя не дожив и до 41 года, он сгорел за некоторое время на очах у недалёких и приятелей, а они раскидывали мозгами, чем все-таки он болен…

В Александре Блоке почти всем современникам показывался своего рода Аполлон – подтянутый, кудрявый, ясноглазый, с превосходным расцветкой личика. Священный и больной – одно с иным как-то ни разу не вязалось. И практически никаких «ситуаций хвори» или же свидетельств о «отвратительный наследственности» не было, предположительно напротив: поэт очень изредка обращался к медикам, казался полностью здоровым. Действовал постоянно, влюблялся, зажигался свежими романами и новенькими мыслями – то «девичий стан, шелками пойманный, в неясном перемещается окошке», то скифы «с раскосыми и падкими глазами».

А в последующие дни, в начале апреля 1921 года, ощутил себя не так важно. 17 мая слег с температурой. Через 78 дней, 7 августа, умер, оставив в сомнении и родимых, и лекарей.

Вот что записал в те дни иной поэт, Жора Иванов: «Лекари, врачевавшие Блока, но и не сумели найти, нежели он, непосредственно, был болен. Предварительно они постарались подкрепить его проворно падавшие в отсутствии определенной предпосылки силы, позже, как скоро он стал незнакомо от чего же нестерпимо испытывать страдания, ему стали впрыскивать морфий… Хотя почему он погиб?

«Поэт помирает, по следующим причинам дышать ему более нечем». Данные слова, произнесенные Блоком на пушкинском вечере, незадолго смертельный, может быть, единый верный диагноз его заболевания».

К началу весны 1921-го, опосля пережитой зимы с ее «ежесекундным безденежьем, бесхлебьем, бездровьем» Блок ощущал себя маловажно, мучился от цинги и астмы. Хотя действовал как и прежде. Врач Пекелис, проживавший с ним в некоем жилище, ничего уж критично небезопасного в его состоянии не выискал.

Поездку в Москву в мае поэт откладывать не стал. Вот что припоминает Корней Чуковский, сопровождавший стихотворца в пути: «Передо мной посиживал не Блок, а некой иной человек, совершенно иной, в том числе и отдаленно не схожий на Блока. Строгий, обглоданный, с пустующими очами, словно сетью покрытый. В том числе и волосы, в том числе и уши стали иными».

На вечере Блока в Политехническом ВУЗе произошел дебош, кое-кто крикнул, что его стихи мертвы, стартовала свалка, стихотворца вывели, заслоняя собой, приятели и фанаты. В Петрограде его встречала супруга Любовь Дмитриевна (она ведь, кто не припоминает, дочь большого химика Менделеева): «Он не заулыбался никогда – ни мне, ни всему; данного не имело возможности быть до этого».

Из мемуаров супруги стихотворца: «17 мая, вторник, как скоро я пришла откуда-то, он лежал на кушетке в комнате Александры Андреевны (мамы Блока. – Ред.), позвал меня и произнес, что у него, по всей видимости, парилка; смерили – оказывается 37,6; уложила его в кровать; вечерком был врач.

Ломило все тело, необыкновенно руки и ноги, – что у него было всю зиму. В ночь нехороший сон, испарина, нет чувства отдыха днем, тяжкие сны, кошмары (данное его особо изнуряло)».

Из мемуаров врача Александра Пекелиса: «При изыскании я выявил последующее: температура 39, пожалуется лишь на совокупную бессилие и тяжесть головы; со стороны сердца повышение поперечника на лево на палец и на право на 1/2, грохот не внезапный у элиты и во 2-м межреберном интервале справа, аритмии не было, отеков также… В тот же день у меня появилась идея о остром эндокардите как вероятном источнике патологического процесса, а может, стоящего в конкретной взаимосвязи с наблюдавшимся у пациента в Москве болезнью, по-видимому, гриппозного нрава».

Блоку становилось то лучше, то ужаснее. Как-то сел у печки – Любовь Дмитриевна стала упрашивать прилечь. В ответ он со слезами стал хватать и избивать все подряд: вазу, которую презентовала благоверная, зеркало…

Из мемуаров супруги: «Вообщем у него сначала заболевания была ужасная необходимость колотить и разбивать: немного стульев, посуду, если же днем, опять-таки, он прогуливался по жилплощади в раздражении, позже зашел из передней в собственную комнату, прикрыл за собой дверь, и в настоящий момент ведь раздались удары, и что-нибудь шумно посыпалось. Я зашла, опасаясь, что себе принесет той или иной урон; хотя он теснее заканчивал разбивать кочергой стоявшего на шкапу Аполлона… он тихо-мирно отвечал: «А я пытался понаблюдать, на какое количество кусочков распадется данная нечистая морда».

В дни, как скоро ему было полегче, Блок стал разбирать архивы, подавлять часть собственных блокнотов, записей. 

Вспоминает поэт Жора Иванов: «Он постоянно бредил… о одинаковом: все ли экземпляры «12-ти» уничтожены? «Люба, поищи хорошо, и сожги, все сожги».

Врач Пекелис консультируется с сослуживцами о потребности выслать пациента в обозримую Финляндию. Заботились с пожеланием отпустить стихотворца на излечение в другое государство и Максим Горьковатый, и нарком Луначарский. Счет шел на дни, впрочем… Разрешение Политбюро на выезд все-же было дано, хотя чрезмерно поздно. Как ежедневно, как скоро был готов его загранпаспорт, Блок скончался.

Вспоминает литератор Евгения Книпович: «К началу августа он теснее многое время был в забытьи, ночкой бредил и вопил ужасным воплем, которого во всю жизнь не позабуду. Ему впрыскивали морфий, хотя данное малюсенько подсобляло…»

Друг семьи Самуил Алянский писал: «На мой вопросец, как нездоровой, Пекелис ничего не дал ответ, лишь развел руками и, передавая мне рецепт, заявил: «Старайтесь раздобыть продукты благодаря чему рецепту. Вот что как следует бы обрести», – и он продиктовал: «Сахар, белоснежная пытка, рис, лимоны». 

Чтоб добыть для Блока данную незатейливую пищу, предварительно Алянский бежал за резолюциями различных боссов, после этого плюнул и  прикупил, что сумел, на базаре.

В воскресенье 7 августа днем – звонок Любови Дмитриевны: «Александр Александрович умер. Приезжайте, пожалуйста». 

Официальная версия его погибели была таковой: Александр Блок погиб «от цинги, увеличивающемуся истощения».

Это был диагноз многоцелевой тем лет – от голода, цинги и истощения помирали пачками. Хотя в истории с стихотворцем, кумиром, коему вприбавок и посодействовать смыслом не сумели, данного решения, казалось, как-то мало. В следствии… посмертный диагноз Блоку не поставил всего лишь самый ленивый изыскатель. 

Авторитетный ленинградский литературовед припечатал: данное был сифилис. И моментально сыскались «специалисты», давшие ответ собственной версией: поэт скончался от кишечные инфекции ртутными продуктами, коими его врачевали. Версии данные, к превеликой радости либо к несчастью, теснее не услышали ни мама стихотворца, ни его благоверная – 1-ая протянула отпрыска на 2 года, а 2-ая скончалась в 1939 году.

Было еще решение Пекелиса: острый эндокардит, стимулированный перенесенным гриппом. Теснее в брежневское время медицинские работники Ленинградской военно-медицинской академии изучат все свидетельства хвори Блока и придут к выводу, что Пекелис прав: «Блок умер от подострого септического эндокардита (воспаления внутренней оболочки сердца), неизлечимого до использования лекарств».

Умер Блок 7 августа. Похороны его 10 августа подобрали тыс. жителей города. И гроб несли 6 км до Смоленского кладбища: это все было удивительно для пациента Петрограда, в каком разруха теснее выкосила 2 тридцати процентов дореволюционного народонаселения. Ну а в сентябре 1944 года останки стихотворца перенесли на Литературные мостки Волкова кладбища.

…И все-же выходит, практически никакой скрыты в погибели стихотворца нет? Эндокардит, и точка? К сожалению, стихотворцу и истина дышать было нечем. И от данного поэтического диагноза не уйти.

Поэму «Двенадцать» не взяли в толк, не обрели почти все. Шахматово, родовое усадьба, сожжено. Расстреляны 800 былых королевских офицеров. 1 ночь в 1919-м Блок и сам отсидел в ЧК. 5 полешек по разнарядке на подогрев жилища, пайки хлеба по ордерам. Повисла угроза подселения в жилплощадь «12-ти матросов» – Блок переехал с супругой в жилплощадь мамы 2 этажами ниже и смотрел, как благоверная и мама бранятся, чья очередь очищать проржавелую селедку.

В настоящий момент хоть какой заявил бы: стресс. Еще в 17-м Блок сознавался: «Ничего спереди не вижу, восторгаются Все они, «ветхие» и «новейшие», посиживают в нас самих; во мне как минимум. Я ведь вишу в воздухе – ни территории в данный момент нет, ни неба»…

Смогла бы выручить Блока от погибели нынешняя медицина? 

На данный вопросец дала ответ по нашей пожеланию врач-ревматолог Ольга Крель, глава Санкт-Петербургского ВУЗа медицинской медицины и общественной работы им. мтр. П. Кончаловского:

- Может идти речь о погибели, вызванной сердечной недостаточностью в следствии эндокардита. Воздействие стресса, тем паче хронического, как фактора, инициирующего почти все патологические процессы в организме, общеизвестно. И все же решительно диагностировать эндокардит тяжело в том числе и в настоящее время. Практически у половины пациентов хворь не распознается…

Наиболее потенциальной основанием эндокардита считается инфекция. Ну а в периоды общественного неблагополучия имеется подъем заболеваемости. Так, в 1-ые послевоенные годы заболеваемость возросла в 3 – 4 раза, необыкновенно в пережившем блокаду Ленинграде. 

Сегодня смертность от эндокардита – до 50%. Но даже это при том, что есть лекарства. А при Блоке бактерицидной терапии не было, 1-ый антибиотик отпустят через 18 лет в последствии его погибели…

Загрузка…

Оставить комментарий

Статистика